Я представления не имею, что это за местечко. Со студенческих пор помню только забавное название, размытую дождями глинистую дорогу и бесконечные картофельные поля. «Работа не волк, шефы уберут», - так переиначили известную пословицу. Шефами в данном случае были именно мы.
Работали без выходных. Только в воскресенье день был коротким: часа в три работа заканчивалась. Но студенчество - время неугомонных. Мы после тяжёлого дня (в большинстве же своём городские девчонки) ещё умудрялись бегать на танцы в местный клуб, читать книжки, взятые под залог в библиотеке (филфак как-никак) и кокетничать с местными парнями, прочно обосновавшимися с гитарой под нашими окнами.
========
Кварса. Это село запомнилось речкой Сивой, редкой жарой и пыльными дорогами. Фольклорная экспедиция. Почему именно в Кварсу, осталось непонятым. Видимо, кто-то на кафедре изучал народное творчество именно Воткинского района.
Нельзя сказать, чтобы нас там очень ждали. Какие уж тут песни. У всех огороды да обычная работа. Что- то все же удалось записать.
Самой большой радостью после жаркого дня и подчас бесполезных разговоров под чужими окнами с несговорчивыми старушками (в 17-то лет и тридцать уже старость) было окунуться в прохладную Сиву. Правда за место под солнцем, то есть на берегу, иногда приходилось сражаться. С коровами. Или с теми, кто их сопровождал: попытаться закадрить городских девчонок - это ж классика.
========
Каракулинский район в студенческой биографии связан с Бояркой. На этот раз экспедиция была диалектологическая.
«Боярка наша забуённая», - говорили местные. То есть людьми и богом забытая.
Дожди, совершенно размесив дорогу, окончательно отрезали забуённую деревеньку от Каракулино в частности и от Каракулинского тракта вообще.
Холодная стремительная Кама и маленькая тёплая Комариха, петляющая среди заросших берегов. В день приезда стояла жара. И мы небольшой компанией даже успели искупаться. Получили за это разнос от руководителя экспедиции (заставили себя ждать на организационном собрании, нарушив график), и зависть тех, кто не нарушил.
Ливней не ждали. Резиновых сапог на всех оказалось одна или две пары. У всех босоножки, хоть и без каблуков, сабо или на худой конец кроссовки или кеды. Сапогами пользовались по очереди. Дни измеряли в человеко-зонтиках. Ну, вполне себе погружение в атмосферу.
Нахватавшись от словоохотливых старушек, которые порой ловко вворачивали крепкое табуированное слово, мы и сами уже занимались топонимией или стягивали окончания:
- Где у вас сапоги?
- Сапоги ушли. Кеды моют. (Вариант – сапоги обедают)
Собирать и обрабатывать диалекты было значительно легче, чем фольклор. Тут же не требовалось стройных текстов. Гораздо важнее того, что говорят, было, как именно это говорят.
Без своих трудностей не обошлось, конечно. Все дело в том, что не в санаторий поехали. Готовить и кормиться надо было самостоятельно. И справились бы вполне. Только вот, по словам аборигенов, «магазин быват открыват, быват не открыват». На нашу долю пришёлся период, когда «не открыват», а столовой в Боярке не было в принципе. На ферме покупали молоко. На школьном огороде (в здании школы мы жили) нашли редиску. Ну и какой-то провиант, прихваченный с собой без учёта того, с чем столкнулись. Поэтому от тарелки супа или жареной картошки, если угощали за разговорами, никто не отказывался.
Рассказывали охотно. И про Каракулино, и про Боярку, и про соседей. А чего не поболтать, если скучно и дождь зарядил.
Словечки местные, любопытные фразы, поток колоритной речи русской деревни в удмуртской глубинке мы не просто записывали, но должны были представить и транскрибированный вариант. Вот при создании транскрипции подчас и возникали заковыки. Потому как очень сложно не испорченным окружением девчонкам записать особенности местного произношения, если фраза цветисто пересыпана слегка непривычными в звучании, но все же откровенно нецензурными выражениями.
========
Кизнер. Поля Кизнерского района – это сенокос. Мне удалось перенести колхозную трудовую повинность с сентября (мы с подругой собирались в Крым) на лето. Работала тогда в координационном штабе при комитете комсомола. Секретарь комитета комсомола отправил нашу команду, как мы шутили, в недельную ссылку.
На самом деле, на сенокосе было гораздо веселее и интереснее, чем в городском штабе, где работа была хоть и не пыльная, но, на мой взгляд, нудная и тупая (я всегда с неприятием относилась к формализму в любых его проявлениях и страдала от необходимости всевозможных путёвок, протоколов, отчётов).
В Кизнере мы собирали и грузили уже готовое сено. Работали весело, дружно и споро. А вечером были посиделки у костра с анекдотами, песнями под гитару и печёной картошкой.
========
Кишинев. Это стройотрядовская страница.
Молдавия в пору моего студенчества ещё не была заграницей. Одна из союзных республик, но незнакомая, непривычная. Конечно же, посмотреть на столицу республики очень хотелось. И мы смотрели.
Запомнилось обилие уютных и милых летних кафе, расположенных почти на каждом углу. Это сейчас уличными кафе никого не удивишь, а в ту пору было в диковинку.
Гуляли по парку. Нашли там аллею, заложенную знаменитостями. Клёну, посаженному Михаилом Сергеевичем Горбачёвым, тогдашним президентом, поаплодировали (дурачились).
Потом был Художественный музей. Картины Венецианова, Серова, Айвазовского, неизвестных мастеров и знаменитостей Италии, Франции, Германии. Полотна и скульптуры, статуэтки и шитьё бисером.
И мороженое. Вкусное. По нормальному мороженому в жару мы просто истосковались. Почему-то в Суворово, где мы работали, мороженое трудно было назвать лакомством: какая-то водянистая безвкусная дрянь. А в Кишинёве оно было нормальным! И мы лопали его впрок.
Кафе, аллея, музей, мороженое – самые яркие впечатления короткой вылазки в Кишинёв. Конечно, были дома и фонтаны, какие-то памятники и магазинчики. Мы гуляли по городу и смотрели. Без цели, чтобы просто увидеть.